Мсье Прево, что это было?

[Julitte]

Я прочла всего два произведения аббата Прево, известного также, как Прево д'Эзкиль, и больше возвращаться к его творчеству не собираюсь.

Вообще же, мне кажется, что после потока подобных книг, а ещё после обзора, приведённого ниже, мне придётся отдыхать не менее месяца в атмосфере самых невинных английских романов...

Итак, о Прево. Сперва он оставил меня в замешательстве, так как начала я с "Истории одной гречанки", которая смешала в себе и чувствительный стиль романов XVIII века, к которому я хотела бы относиться саркастично, но который был использован совершенно всерьёз, - и напыщенность турецких гаремов и упоминания пашей, силяхтаров и прочего. "Манон Леско" в этом смысле кое-что прояснила для меня, и поняла, как обращаться с такими романами, как и то, что подобный стиль был типичен. Хотя я надеялась найти в столь старинном романе нечто более строгое и даже величественное, но я забыла об эпохе, о которой идёт речь.

Определённо, Прево писал об экзотике. В "Гречанке" он описывает Турцию того времени глазами француза (а после правления Короля-Солнце в моде должен был сохраниться Восток), а финал "Манон" венчает Америка - нове открытие, несомненно, вызывавшее большой интерес. Даже в "Генри Эсмонде" главные герои решают отправиться в Америку - правда, при других обстоятельствах и истинности чувств. Кстати, почему я ожидала от Прево чего-то серьёзного. Ведь Теккерей в вышеназванном романе через ГГ придерживается принципов чести, благородства и чистоты чувств, но, должно быть, виной тому то, что Теккерей жил в ХIХ веке и описывал прошлое со своей точки зрения. Не думаю, что дело в смене правителей - ключевые события "Генри Эсмонда" происходят на 10-15 лет раньше "Манон".





"Володарка Понтиди"/"Владычица Понтиды" Юрия Косача - вот ещё одно произведение, где автор "из другого времени". Косач-то вообще написал "Володарку Понтиди" в 1980-х. Однако, хотя по жанру это - плутовской роман, а действие происходит в 1770-е года, во время Просвещения, назревания революции и пышно-распущенного рококо, во время чтения у меня не возникало столь стойко чувство отвращения, впечатления, что я читаю про что-то недостойное, хотя нотка легкомысленности - дань жанру, и типичная история - наивный молодой дворянин, которого водят за нос и он обьездает всю Европу, растрачивая своё состояние и свои годы - всё это есть и у Косача.

Так что я очень удивилась, узнав, что роман "Манон Леско" - нравственный. Пока я читала его, мне казалось, что передо мной проносятся самые отвратительные, беступные создания, у которых нет ни малейшей надежды на исправление (поскольку этого не пожелал автор; всё происходящее для него - норма и хотя он прикрывается идеей о некой нравственности, он вовсе не судит своих героев). Я могу читать про тех, кто заблуждался, но ступил на правильный путь, при этом претерпевая какой-то внутренний переворот; однако читать о весёлой парочке, которая занимается отвратительными обманами и попадает в тюрьмы, а ГГ и вовсе теряет голову при одном лишь виде своей Манон... Все благочестивые порывы и попытки жить достойно сводятся на нет, как будто уже обьявляясь неактуальными. Кавалер де Грие обьясняет это тем, что его "любовь" к Манон - ценнее этого, хотя он и понимает, что поступает недостойно. Так что Прево, вместо того, чтобы поднять к чему-то высокому, только ещё больше развращает. Хотя, если поинтересоваться, и его жизнь была такой же беспорядочной, как и жизнь героев его романов.



Ещё "порадовали" сцены в духе: кто-то выскочил из-за угла-дьявольски расхохотался-всех убил (здесь, к сожалению, не всех).

"Удивительны и неисповедимы пути провидения. Не прошли мы и пяти-шести минут, как какой-то встречный, лица которого я не разглядел, узнал Леско. Несомненно, он рыскал подле его дома с злосчастными намерениями, которые и привел в исполнение. «Ага, вот и Леско, — крикнул он и выстрелил в него из пистолета, — ему придется поужинать сегодня с ангелами». В тот же миг он скрылся. Леско упал без всяких признаков жизни."


Развязка с претензией на возвышенность: смерть любимой, разбитые судьбы... Но даже в тех же "Опасных связях", которые, может быть, превосходят развратом Прево, концовка склоняет к каким-то размышлениям или хотя бы к потрясению. Скорее это подошло бы на роль нравоучения, хотя я никогда не буду так называть это произведение.

Больше всего меня удивляет, что Арман Дюваль в "Даме с камелиями" дарит Маргарите именно эту книжицу, причём приводится такая цитата:

"Смиренная Манон (...)
Что значило это слово: смиренная?
В чем признавала Манон, по мнению Армана Дюваля, превосходство Маргариты: в разврате или в благородстве души?
Второе толкование казалось более правдоподобным; первое было бы только наглой откровенностью, которую не приняла бы Маргарита, несмотря на свое мнение о себе."

Даже не считая обоих Дюма представителями серьёзной литературы, я была тронута "Дамой с камелиями", и я увидела, чем Маргарита** была выше других ей подобных, причём её образ нигде больше не был раскрыт так тщательно и так трагично ("Травиату" Верди я считаю чересчур поверхностной; она хороша только своей музыкой). И поэтому очень странно, что символом их любви становится это:



Меня удивляет, что в 40-х годах ХIХ века такое читали, воспринимали всерьёз и даже находили благородство в душе Манон Леско.
Как вообще возможно сравнивать историю кавалера де Грие и Манон Леско (пустого глупого юноши и хитрой жадной кокотки) с историей Армана Дюваля и Маргариты (может быть, не очень рассудительного, но способного на сострадание и истинную любовь юноши, - и, пусть содержанки, зато женщины с утончённой душой, по-своему мудрой, с горечью осознающей невозможность своего духовного возвышения)?


"Я очень хорошо знаю трогательную историю Манон Леско, но всякий раз, когда мне попадается в руки эта книга, меня влечет к ней, я открываю ее и в сотый раз переживаю жизнь героини аббата Прево. Эта героиня так правдоподобна, что мне кажется, будто я ее знаю. На этот раз постоянная параллель между Маргаритой и Манон придавала чтению неожиданную привлекательность, и к моей снисходительности присоединялась жалость, почти любовь к бедной девушке, по наследству от которой я получил этот томик. Манон умерла в пустыне, это верно, но на руках человека, который любил ее всеми силами души, который вырыл для мертвой могилу, оросил ее своими слезами и схоронил в ней свое сердце, а Маргарита, такая же грешница, как Манон, может быть так же раскаявшаяся, как и та, умерла среди пышной роскоши, если верить тому, что я видел, на ложе своего прошлого, но и среди пустыни сердца, более бесплодной, более необъятной, более безжалостной, чем та, в которой была погребена Манон."





Немного иначе я откликнусь на "Историю одной гречанки". В ней я нашла множество нелогичных поступков, странных порывов, пылких речей и отсутствие цельности (и ценности - почти - тоже). ГГ - кажется, человек опытный, уже не настолько молод, чтобы давать себя дурачить. Он судит турков за их грубое обращение с женщинами и любовь к чувственным удовольствиям, но почти первое, о чём помышляет он сам, - это предложить только что освобождённой им же и стремящейся к цивилизованной жизни гречанке определённый род отношений. Я в восторге от этой двойной морали, которая преподносится столь строго, - а ещё, возможно, едве пролёвывающегося французского национализма.

Идея, основа, на мой взгляд, не лишены интереса - особенно после финальных сцен, показавшихся мне сильными и восклицания Теофеи "Монастырь, — говорила она хриплым от слез голосом, — монастырь — вот единственный удел, оставшийся мне отныне, и единственное желанное для меня пристанище."
Но читать весь остальной роман до этого местп было настолько скучно, а идея раскрыта настолько плохо, что не возникает желания возвращаться к этому. Аббат мог хотя бы приписать, на манер Гарди", "История чистой женщины", или что-то в этом роде - если Теофея была всё-таки невиновна. А если виновна - то определённо описать это в развязке. (Ибо было множество её странных поступков, удивительно сочетающихся с чистотой данного нам её портрета, помыслов и порывов, которые явно намекали на то, что "что-то здесь не так"). Но нет - Прево всего лишь навсего швыряет нам небрежно вот такой последний абзац (тем самым уничтожая смысл предыдущих 200 страниц):


"Если Теофея поддавалась слабости, то пусть рассказа об этом читатели ждут от ее возлюбленных. Слухи о них не проникали в мое уединение. Даже о смерти ее я узнал лишь несколько месяцев спустя после этого рокового события, ибо родственники мои и друзья, навещавшие меня, тщательно умалчивали о нем.
Как только до меня дошла эта весть, я решил в письменном виде запечатлеть все, что связывало меня с этой пленительной чужестранкой; пусть читатель судит о том, была ли она достойна моей любви и моего уважения."

______
Статья была иллюстрирована наиболее пристойными работами, какие возможно было найти по данной теме; в чём мне оказал помощь UMBERTO BRUNELLESCHI.